Основатель и председатель партии ЛДПР Владимир Жириновский дал эксклюзивное интервью программе «Евразия. Дословно», в котором рассказал, почему стал политиком, как написал письмо Брежневу, о народной популярности и своем фирменном стиле.
— В отличие от многих ваших коллег-ровесников, вас знают люди абсолютно всех поколений. Даже те, кому сейчас 16-18 лет. В чем секрет? Что для этого делаете вы или ваши помощники?
Владимир Жириновский: Секрет в естественности. Я всегда думал о социально-политических проблемах: детский сад, школа, армия, вуз. Особенно, когда началась перестройка. Я шел снизу. Почему я всегда выделялся? У меня в семье не было коммунистов, поэтому мы ничего не боялись. Мама на работе, папа уехал в год моего рождения по политическим причинам. Я рос в неполной семье и был предоставлен сам себе. Я постоянно объезжал свой родной город Алматы на трамваях, троллейбусах. Изучал маршруты, как люди живут. Меня это интересовало. Поэтому я многое знал, вступал в споры.
Когда началась перестройка, я начал ходить на Старый Арбат, где тусовались люди. Я не мешал никому. Подхожу к одной группе, слушаю, как товарищ на вопросы отвечает. Вижу – неправильно отвечает. Говорю об этом. Все поворачиваются ко мне, я объясняю – как правильно надо трактовать какие-то события. Люди ко мне присмотрелись, стали уже мне задавать вопросы. Я стал там появляться почаще. У меня был рекорд. Однажды я пришел в шесть вечера и до шести утра меня держали, только с первым метро я уехал домой. 12 часов!
— Владимир Вольфович, вы появились в политике внезапно. Вы закончили факультет восточных языков, занимались юриспруденцией, никогда не были партийным функционером. Почему вы пришли в политику?
Владимир Жириновский: Я по этому изголодался, мне хотелось иметь площадку, выступать, говорить, влиять. 1967 год, мне 20 лет, через месяц, в апреле, будет 21 год. Я пишу безобидное письмо Брежневу о том, что нужны реформы. В частности, реформа общественного транспорта. Давайте уберем билеты, кассы, контролеров. Сколько денег на них уходит, люди волнуются. До сих пор у нас детей высаживают из автобуса за то, что он не заплатил. Зачем это делать?
Написал про сельское хозяйство. Мальчики и девочки приезжают в города, учатся и остаются, в деревню никто не возвращается. Про то, что автомобилей у нас нет. Только «Москвичи» да «Волги». Оказывается, тогда уже «Жигули» начали строить. Меня в связи с этим письмом принимала сотрудница отдела вузов горкома КПСС. Она даже не знала, что в Тольятти заложили завод, и в 1977 году он будет выпускать автомобили.
Я интересовался такими вещами. Другие в футбол играли. Я хорошо отношусь к футболу, но меня волнуют социальные проблемы. В кафешках пропадали, тусовки, танцы. Я реже. Поэтому я уже в 20 лет пишу письмо главе государства – самого мощного в мире! Китай тогда вообще был на отшибе. Предлагаю реформы, хотя я не член КПСС был. Был рядовой, беспартийный.
— Брежнев получил ваше письмо, прочитал его?
Владимир Жириновский: Кто будет читать его! Миллионы писем были! Сразу расписывается в горком КПСС. Там тоже первый секретарь не читает. Направляют в отдел вузов, поскольку я студент. Там начальник отдела поручает какому-то инспектору, референту. Он меня приглашает и объясняет, что эти реформы невозможно провести. Никто никогда не читает. Даже я не читаю! Это невозможно – 700 писем в день!
— Вы с первых же выступлений начали проявлять очень нетипичную, особенно для советского политика, манеру общения. Для чего вам понадобились драки, экспрессивное общения с оппонентами?
Владимир Жириновский: Не понял, какие драки?! Это вы поначитались каких-то грязных инсинуаций. Никаких драк. 31 марта 1990 года мы проводим первый легальный съезд. Весь мир съехался к нам. Только в середине марта отменили 6-ю статью, то есть можно создавать другие партии. А мы уже готовились с декабря 1989 года. В 1991 году выборы президента. Мы принимаем участие, нас регистрируют. Мы вторые после КПСС по регистрации. Потом в 1993 году выборы в Госдуму.
Провокации в зале заседаний Госдумы были. Люди были разные, впервые собрались после 70 лет диктатуры одной партии. Были жесткие споры, но никакие драки мы не устраивали. Зачем нам драки? Мы победили на выборах, нас было 64 депутата. Провокации были. Эти люди умерли или их давно убрали, кто-то уехал в Израиль еще куда-то. Иногда около нас какие-то стычки происходили, но напрямую мы сами ничего не провоцировали и не устраивали. Прессе нужны были факты о каких-то конфликтных ситуациях.
— Как появился ваш необычный стиль в одежде – яркие галстуки, пиджаки, бабочки, ваша фирменная фуражка? Вам помогали имиджмейкеры или это ваше решение?
Владимир Жириновский: Никаких имиджмейкеров! Что было в магазине, то и купил. Фуражка одна была, другой не было. Пиджаки – тоже. В советское время все было серое, однообразное. Поэтому иногда что-то поярче или дарили мне, или у Зайцева я шил. Когда были вторые выборы президента, в 1996-м, я хотел выглядеть более впечатляюще. Яркие были у меня пиджаки: красный, желтый, сиреневый. Но потом я их все раздарил! Специально ничего не делал никогда. В этом и есть естественность: никаких имиджмейкеров, никаких искусственных движений и заученных фраз, никаких письменных текстов – я всегда говорил так, как думал.
— Если бы не случилось Беловежской пущи, как думаете, вам бы нашлось место в политической системе Советского Союза?
Владимир Жириновский: Это не играет роли. Я вообще предлагал ЦК КПСС не разрешать создавать новые партии и движения, а разделить КПСС на две партии – Консервативная и Социал-демократическая – и двумя колоннами идти на выборы. Появилась бы хорошая многопартийность. Потому что в КПСС было много образованных людей, там не было экстремистов, радикалов.
Надо было убрать республики, оставить 60 областей по пять миллионов и начать косыгинские реформы – ничего выдумывать не надо: никакой Китай, никакой Дэн Сяопин. А сделать именно то, что предлагал Алексей Николаевич Косыгин. Если бы я так и был юристом и мне было 45 лет, я бы где-то работал, у меня деньги были – 100 тысяч брежневских (это десять машин «Жигули»), Сбербанк давал всего 2% годовых (это 200 рублей в месяц). Все, это моя зарплата. Я хотел уйти с работы и стать вольным адвокатом или преподавателем. В любом случае был доволен: у нас огромная страна, нас все уважают, у всех жилье, квартиры, работа.
Не смогли удержать страну. А я свое место уже имел в 45 лет, я же работал. При советской власти я приобрел две квартиры, две машины, две дубленки, два пиджака, видеомагнитофон. Все, что было в дефиците, я приобрел честно – за счет труда. Дополнительного! На основной работе у меня была зарплата 20 тысяч в месяц (200 советских рублей), а клиенты мне еще приплачивали. Я все купил, я все себе сделал. В 45 лет у меня было все нормально. Я не шиковал, в ресторанах редко питался. Ресторан «Фиалка» в «Сокольниках»: ужин – шесть рублей (это значит – 600 сегодняшних). Раз в месяц я заходил поужинать. Даже помню, что брал: салат оливье, бифштекс с гарниром, бутерброд с икрой и лимонад. Иногда позволял себе. Я был доволен и советской властью, и мощью страны. Но у Горбачева и Ельцина были другие планы. Кто от этого выиграл? Мне не нужны мои звания. Я и профессором, и доктором наук, и заслуженным юристом стал. Пять орденов у меня!
— Еще вы самый опытный участник президентских выборов – шесть раз.
Владимир Жириновский: В мире самый опытный! Не у нас в стране, а в мире! И самый опытный руководитель партии. В оппозиции – 32 года. Это все богатейший опыт.
— Заключительный вопрос, Владимир Вольфович. У вас было непростое детство. О чем вы мечтали тогда и о чем мечтаете сейчас? Сильно это отличается?
Владимир Жириновский: Конечно, резко отличается. Когда я жил в коммунальной квартире, мечтал, чтобы была отдельная. Когда у меня был один пиджак, старые брюки и стоптанные ботинки, мечтал иметь хотя бы второй костюм, получше одеться, никогда не быть голодным, иметь завтрак – обед – ужин, иметь возможность пойти в молодежное кафе, потанцевать, с кем-то познакомиться. Отдыхать я ездил на юг, но в основном «дикарем». Было больше путевок для молодежи, больше билетов, скидок. Билет был в полстоимости – 50%, сейчас такого нет до сих пор. А сейчас я мечтаю все-таки въехать в Кремль.