Джаз – это уникальная форма музыкального искусства, которая своим неповторимым, ярким звучанием объединяет расы и национальности, стирает границы между людьми и странами. Но многие признаются: джаз для них – слишком сложная музыка. Так ли это на самом деле? Mir24.tv узнал у музыкального критика, журналиста Александра Беляева, как правильно слушать джаз, как выходцы с плантаций придумали блюз и за что великие русские композиторы Стравинский и Шостакович обожали регтайм.
Смотрите советскую комедию «Мы из джаза» о молодых энтузиастах, создавших в 1920-х один из первых в Советском Союзе джаз-банд, в пятницу, 8 июля, в 23:15 и в воскресенье, 10 июля, в 7:35 на телеканале «МИР».
– Александр, однажды вы признались, что в последние годы основательно «подсели» на джаз. Хочется понять, что должно произойти с человеком, чтобы он вот так взял и начал слушать джаз со всеми его сложными импровизациями и необычными размерами. Нужна ли для этого какая-то специальная подготовка? И лично для вас джаз – это все-таки сложная музыка?
– Для меня – абсолютно нет, совершенно не сложная. Более того, она для меня – самая эмоционально внятная. Допустим, у тебя в жизни тяжелая ситуация. И вот ты включаешь «My favourite things» Джона Колтрейна, и ты как будто помолился. Я не воцерковленный человек, ничего в этом не понимаю, не ходил никогда к батюшкам, но по жанру молитва для меня – это джаз.
«My favourite things» – это сложная джазовая композиция, Колтрейн ее все время играл по-разному, это на тот момент был прогрессивный модальный джаз. Это очень старая запись, она была сделана за 15 лет до моего рождения, но я всегда ставлю ее, когда мне плохо, да и когда хорошо – тоже. И я чувствую себя так, как будто я помолился, словно произошло что-то такое хорошее, что можно жить. Как в этой ситуации разговаривать про сложность? Безусловно, это все присутствует, но это совершенно не важно! Ты включаешь какую-то хорошую запись – Кита Джарретта, Билла Эванса – и тебе просто хорошо!
– Вы ведь очень долгое время слушали в основном рок, можно сказать, выросли на нем, как и многие ваши сверстники. Как пришли к джазу?
Ритмы для здоровьяКак музыка Моцарта лечит эпилепсию?
– Пришел совершенно случайно. Во-первых, я меломан, всем интересуюсь и люблю «залезать» в разные жанры. Но в моей юности джаз был абсолютно никому не нужен, это была просто мертвая музыка. Были рок, альтернатива, электроника, американский гангста-рэп – все это было круто и интересно, какой там джаз?! Очень-очень редко по телевизору показывали какие-то лучшие образцы, но это почти никто не смотрел. А я в какой-то момент пошел учиться играть на бас-гитаре. Преподаватель мне сказал: надо слушать серьезных басистов – Маркуса Миллера, Стэнли Кларка, Джона Патитуччи, Джако Пасториус и других. Мне очень нравился бас, это клево, когда музыка строится на ритме, на груве, так я втянулся. А потом джаз как-то сбоку, через сэмплы, через фанк «пролез» в культуру 90-х, и в 2000-х мы уже увидели, что это довольно большая часть музыкального ландшафта. Посмотрите, сколько есть околоджазовых попсовых проектов, певиц, которые записывают на рок и поп-песни джазовые и боссанововские каверы.
Когда я начинал «копать» эту тему, я, естественно, столкнулся с такой проблемой: если ты действительно хочешь что-то в джазе понять, чтобы тебя это сразу не отпугнуло, не испортило восприятие, вкус и так далее, ты должен слушать правильные вещи – классические. Но какие это вещи, где их взять? Тогда, в моей юности, не было никакого справочника, никакого сайта (тогда и интернета еще не было).
Поэтому я пришел к такому выводу: джаз – это в определенном смысле «подлый жанр». Чтобы его слушать с удовольствием, надо, конечно, разбираться. Но чтобы разобраться, надо слушать и при этом знать, что именно слушать. А знать, что слушать, ты можешь только когда ты разбираешься!
– То есть это замкнутый круг…
– Да! И его надо разорвать!
– Как вы это сделали?
– Когда я уже работал журналистом, стали появляться публикации типа «Десять лучших альбомов…». И я поставил себе задачу разобраться в этой музыке, стал искать в интернете, пытался понять, что к чему, что с чем как соотносится. И таким образом за определенное время ты можешь прийти к так называемому «набору первой джазовой помощи». Я действительно написал очень много материалов на эту тему, делал подборки джазовых альбомов. И, кстати, жизнь показала, что если ты подобрал действительно важные альбомы, оставившие след в истории и повлиявшие на других музыкантов, то ты поймешь, что они, в общем-то, нравятся всем!
– Но ведь есть люди, которые просто не воспринимают джаз ни в каком виде, он их в принципе не привлекает. Мне кажется, тут объясняй, не объясняй…
– Ну вот смотрите, я приведу пример. Теоретически, Стэн Гетц являлся одним из лучших саксофонистов всей джазовой истории, кул-джаза уж точно, один из отцов-основателей босса-новы – про этого человека можно несколько диссертаций написать. То, что делал Стэн Гетц – это сложно? Сложно. Есть альбом, который называется «Getz/Gilberto», на котором есть песня «The Girl from Ipanema». И эту мелодию знают абсолютно все! Понимаете, какая это обманка? С одной стороны, джаз сложный и об этом можно долго говорить, а с другой стороны, есть вот эта песня. И она такая не одна, их даже не десяток – есть очень много прекрасных композиций, которые заходят вообще любому! И там весь альбом шедевральный. Есть другой пример из того же кул-джаза – Дейв Брубек и его композиция «Take Five», кто ее не знает? И, скорее всего, если человеку поставить весь альбом «Time Out», многие мелодии ему тоже понравятся. А ведь этот альбом изначально был экспериментальным! Музыкантам из «Квартета Дейва Брубека» пришла в голову идея – проверить, может ли джаз свинговать в несимметричных размерах. До них были еще какие-то джазовые пьесы на три четверти, но никто эту тему серьезно не разрабатывал. А Дейв Брубек поставил себе цель – придумать такую музыку, которая будет свинговать в нестандартных размерах – пять четвертых, семь восьмых и т.д.
– Я заметила, что к джазу часто относятся как к чему-то легкому и фоновому: люди разговаривают о чем-то у себя на кухне или ужинают в ресторане, а на фоне играет джаз. И, собственно, никому до самой музыки нет никакого дела – просто что-то ненавязчивое фоном звучит, и хорошо. Как вы к такому относитесь?
– Честно говоря, я не понимаю, что такое фоновая музыка. У меня нет такого восприятия. Для меня фоновая музыка – это тишина. Я слушаю что-то либо по работе, либо для удовольствия. А фоновая музыка меня лично раздражает: я начинаю прислушиваться, отвлекаться. Я не понимаю, какой смысл ставить джаз как фоновую музыку – это все равно что забивать гвозди микроскопом.
– А можно провести какую-то четкую грань между джазом и, скажем, свингом, блюзом, бибопом? Все это стили джаза или все-таки самостоятельные направления? Я думаю, что профану в этом деле сложно будет их различить.
Так и оглохнуть можноКак наушники подрывают здоровье
– Джаз – это жанр. Есть какие-то виды музыки, которые по своему происхождению, развитию и географии определяются как рок, классика, фольклор и т.д. Но, опять-таки, что такое «классика»? Это общее собирательное название. Можно, например, сказать, что это европейские композиторы, чьи произведения написаны с помощью нот. Классическая музыка – это гигантское жанровое определение. А внутри, конечно, есть множество стилей, подстилей – барокко, классицизм, романтизм, модернизм и т.д.
И с джазом та же самая история. Этот жанр очень сложно идентифицировать. Считается, что он родился из блюза: сначала на плантациях придумали блюзовый лад, блюзовую гармонию. Потом в Новом Орлеане придумали, как эту музыку можно исполнять с оркестром, маршировать под нее; все играли без нот, много импровизировали, устраивали дуэли, на ходу придумывая партии. Плюс, очевидно, были африканские влияния, но в основе, несомненно, лежал блюз.
– У джаза можно определить хотя бы примерную дату рождения?
– Я считаю, что джаз родился в марте 1917 года, когда вышла пластинка «Livery Stable Blues», записанная американским джазовым оркестром Original Dixieland Jazz Band. Это была первая в мире изданная джазовая запись, и с этого момента принято отсчитывать начало истории джаза. По этой же причине считается, что в 2017 году мир отмечал 100-летие джаза. Но джаз – это не котенок, он не в одну минуту рождается. Музыковеды считают, что этот процесс начался еще в XIX веке, а если подумать об африканских рабах, которые привезли в Новый Свет свой национальный фольклор, то вообще получится, что корни джаза уходят на тысячелетия.
– Как вы думаете, почему рок-н-ролл стал мейнстримом, а джаз нет?
– Джаз был мейнстримом! Просто это происходило в «век джаза» (термин был введен американским писателем Фрэнсисом Фицджеральдом – прим. ред.). Этот период еще называют «ревущие двадцатые». Тогда джаз был востребован как развлекательная музыка, как сопровождение к различным шоу, мюзиклам. Он был попсой своего времени, причем попсой панковской! Вплоть до начала Второй мировой войны джаз был, скорее, музыкой молодежной. И, кстати, первый подростковой фанатизм от музыкантов – это как раз фанатизм от джазменов. А, скажем, в нацистской Германии слушать джаз вообще считалось настоящей фрондой – люди делали это тайно. В Европе джаз воспринимали неоднозначно: с одной стороны, все понимали, что это новая музыка, что это интересно, а с другой стороны, имидж у нее был как у какой-то фигни, которая возбуждает в молодежи желание похулиганить – кстати, так же, как сейчас рэп!
– В Советском Союзе ведь джаз сначала тоже не приветствовали?
– Советская власть сначала «тянула» джаз в свою сторону в том смысле, что это было настоящее пролетарское искусство, потому что его играли бывшие освобожденные рабы. А потом как-то очень быстро советская власть решила, что это не то, что нам нужно (вы же помните эпоху стиляг), и джазовым музыкантам у нас в какой-то момент просто перекрыли кислород. Но, несмотря на это, джаз продолжал оставаться актуальным и очень сильно повлиял на многих известных композиторов, которые, в свою очередь, были поклонниками великих джазменов – это Игорь Стравинский, Дмитрий Шостакович. Они, конечно, не были закоренелыми джазфэнами, но, как минимум, интересовались регтаймом. Регтайм – это одна из важных составляющих джаза, и это сложная нотная композиторская музыка.
– О корифеях джаза так или иначе слышали все, а вот сегодня кто олицетворяет собой этот жанр? Можете назвать каких-то ярких современных джазменов, которые вам кажутся достойными продолжателями традиций этого жанра? И в целом интересно узнать: в каком виде джаз существует на современной сцене? Порой кажется, что он как-то робко стушевался и осторожно влился в другие течения – поп, рок и прочие более популярные стили. Или все не так печально?
– И так, и так. Разумеется, язык джаза обогащается другими влияниями. Очевидно, например, что с 90-х началось использование ломаных ритмов в электронике, и, мне кажется, это круто, это интересно. Из таких музыкантов, на мой взгляд, абсолютно выдающийся человек – французский джазовый трубач Эрик Трюффаз. Или, например, американский джазовый пианист Брэд Мелдау – гений нашего времени. Стоит отметить джазовое трио The Bad Plus, еще очень интересен скандинавский джаз, например, то что делает норвежский трубач Нильс Петтер Молвер. Ничто не умирает, а даже наоборот! Просто если одни люди будут говорить: «Я это слушать не буду!», а другие будут жаловаться: «Ой, ну это не джаз!», то получится какая-то ерунда. Да, музыка современных джазменов может быть не похожа на Дюка Эллингтона, но что с того? Джазмены уже давно перестали гнаться за вкусами консервативной публики.